Последний звонок

( глава из повести "Тараклийская юность)

Последний учебный год прошел, как во сне. Из трех восьми классов к десятому остался только один- сборный, и то из двадцати пяти учеников. Кроме того, со всеми стали происходить известные возрастные перемены, и, когда мы явились в сентябре 1968 года в школу, едва друг друга узнавали и недоумевали, что же здесь нам , уже взрослым людям, делать? Стали кучковаться по парам или группками, словно предчувствуя, что расстанемся навсегда в буквальном и переносном смысле. Первый сбор нашего класса состоялся через сорок лет, и к тому времени треть класса уже не было в живых, в том числе и самые яркие наши одноклассники: Сергей Давыдов, Валя Бирюкова, Ваня Трандабула. Наша встреча в Ореховой роще походила на слёт уцелевших партизан и ветеранов перестроечно-перестрелочной эпохи. А тогда мы радовались друг другу и постоянно придумывали повод собираться в неформальной обстановке. Этот период запомнился , как непрерывный праздник дружбы, веселья, розыгрышей. В тот, последний год нашего пребывания в школе, неожиданно для всех произошли необыкновенные изменения в облике и душе у Серёжи Давыдова. Он резко прибавил в физическом плане и стал участником сборной почти во всех видах спорта. На занятия он стал приходить в перерывах между соревнованиями. Потом он вдруг стал поэтом и строчить целые поэмы. У себя в доме он устроил настоящий клуб, где чуть ли не круглосуточно тусовались наши одноклассники. Тогда же взошла баскетбольная и личностная звезда Аркадия Золотарёва. Они подружились и стали ведущим тандемом в жизни нашего класса. Этот период запомнился также неожиданной выходкой учеников тараклийской школы № 2 на год младше нас. Группа отличников их класса демонстративно заявила, что получать пятёрки они принципиально не будут, а лишь четверки. Чем это было вызвано, я не знаю, но это произвело большое впечатление и очень возмутило учителей. Было созвано школьное собрание и виновников этого протестного движения публично порицали и осуждали. По-моему, инициаторами этой акции были ребята с фамилиями: Рудинский, Ширшов, Краснощеков…Впоследствии с Сашей Ширшовым мне приходилось общаться «по жизни». Он был начитанным, смышленым парнем , с чувством юмора и очень доброжелательным. Этим попользовались некоторые тараклийцы, и это погубило его в суровые 90-е, бандитские времена. То же самое постигло, когда –то образцового председателя пионерской дружины школы и комсомола А, Кузнецова. Тогда же, мы классом мечтали, как бы всем вместе продолжить и дальнейшую жизнь. Но этому, естественно , не суждено было сбыться даже приблизительно. Когда в школе отзвучал последний звонок и прошел последний урок , я совершил публичный, символический акт: торжественно швырнул школьную папку с учебниками и тетрадками в воды городского парка. Как раз там, где сейчас принимают крещение. Была какое-то время идея поступать группой в Харьковский авиационный институт, потому что это тогда было престижно, но с приближением последнего звонка таких желающих осталось только трое. Но и тут произошло непредвиденное обстоятельство. В Тараклию, в конце мая приехали московские старшеклассники собирать черешню в колхозе, а мы повадились ходить к ним на танцы. Естественно, крепко подружились и даже устроили вечер встречи в школьном актовом зале. Конечно, в основном из-за девчонок. Какой тараклиец отказался бы от возможности подружиться с москвичками? И тут, в этом деле равных не было Дубе. Дошло до того, что в него без памяти влюбилась самая экстравагантная и романтичная из собирательниц черешен. Не удивительно. Они попали в край, где, оказывается, живут таинственные болгары, а Ваня, как специально, полностью соответствовал признакам южного кавальеро: смуглый, кучерявый, с римским носом и голубыми глазами. Одевался он тоже соответственно: рубаха узлом на животе, в тряпичных тапочках, обрезанных джинсах… Она была дочерью большого московского начальника и натуральной жизни не видела. Дуба, парень хоть и не промах, но давал себе отчет о своем социальном положении, ментальности и возможностям. Этого у него не отнять. В общем, было решено, что я, Серега Давыдов и Дуба едем завоёвывать Москву, а Харьков это уже пройденный барьер. Руководители московских школьников даже определили, у кого из ребят мы остановимся на первое время. И вот, настал день отъезда в Москву. Грандиозные проводы на Тараклийском железнодорожном вокзале: родственники, одноклассники. Бря! Нешуточное дело-едем в Москву! И тут , на следующее утро, на кишиневском вокзале трагичная сцена: Дуба заявляет, что ехать в столицу он и не намерен. Об этом можно было догадаться по скромному его «багажу»-спортивной сумке, в которой, по-моему, ничего не было. Но, кто же в общем ажиотаже это мог заметить? Его московская пассия впала в трогательную прострацию. В дальнейшем она еще раз приезжала в Тараклии, писала письма, но Дуба ускользал. Возможно, он допустил ошибку и жизнь у него пошла наперекосяк, а может, судьба такая. Затем, когда мы с Серегой сдавали последний экзамен в МАИ, он, как с ним часто случалось, вдруг захандрил и уехал домой. Я остался один. Школьная пуповина оборвалась.