МАИ студенческие годы.. Часть 2

И кем бы, товарищ, ты ни был,
Мы вместе учили в МАИ,
Что кто не летает, тот отдыхает,
а ползать не учат в МАИ.

Нюансы студенческой жизни

Из общаговской жизни также запомнились такие яркие, мобилизационные события, как грандиозная драка маёвцев с гостями девушек из пищевого института , круглосуточный футбольный матч между корпусами №1 и №2, регулярные «майданы» на Пасху возле церкви на «Соколе», а также «пикетирование» синагоги в центре Москвы во время какого-то иудейского праздника. Видимо, хотелось, каких-то общественно значимых, масштабных проявлений молодёжной инициативы, но уже закостеневшая «революционность» советской идеологической машины ничего путного предложить не могла.
Возле синагоги мы обнаруживали много иностранцев и подозревали, что они баламутят наших. советских евреев. Но если мы, маёвцы вступали с ними в идеологические споры, то местная московская шпана поджидала их в закоулках.
Менты же, подозревали, что мы появляемся возле церкви исключительно для того, чтобы дразнить «советскую» власть, которая уже тогда впадала в отстой и были правы.
В первом случае с пищевым институтом, отряды маёвцев по всем правилам осадного искусства захватывали один этаж за другим, выкидывая прямо из окон, наиболее агрессивных ухажеров. Поскольку среди них преобладали иноземцы, то драка получила соответствующий резонанс и последствия.
Целую неделю мы окунались в атмосферу 1937 года: НКВД, допросы, заседания «троек», доносы, исключения из института, зачистка общаг от «вечных студентов». Выявились герои, предатели, стукачи и сочинители маёвского эпоса.
Я не помню в чью пользу закончился легендарный футбольный матч, но я принимал участие в нескольких сменах, а разница в счёте составила около тридцати голов.
В нашей общаге находилось кафе «Икарус», в котором регулярно выступали московские ВИА, певцы, артисты: группа Стаса Намина, «Машина времени», В. Высоцкий, А. Градский…Попасть на эти концерты можно было по большому блату и там собирались в основном московские «хипари», чьи высокопоставленные родители завозили из-за границы джинсу и шмотки. Тогда уже зародились фарцовщики, продающие американские сигареты и готовящие нас к «перестройке».
Зато всей общагой мы поздней ночью следили за знаменитой хоккейной битвой между канадскими профи и советскими «любителями». Под впечатлением этих матчей, я выучился кататься на коньках в маёвской коробке и уже на заводе я играл за свой отдел в хоккей с мячом.
Пьянство в общаге тоже имело место, также, как и во всей стране. Нас целенаправленно спаивали, но мы этого не понимали. По праздникам наша компашка закупала водку ящиками.
Однажды. При очередной попойке, кто-то содрал со стены над моей кроватью журнальный портрет Эмила Димитрова и посмел высказаться нелестно в адрес болгарского народа. Когда мне об этом доложили, я страшно возбудился, схватил вилку и бросился искать обидчика по всем комнатам и этажам. Еле-еле меня обезоружили собутыльники- я, ведь, хоть и легкоатлет, но занимался тогда тяжелой атлетикой.
Обидчика я нашел прямо возле вахты в умывальной комнате. Там мы и сцепились. Всё, может быть и обошлось некоторыми телесными ссадинами, но у обидчика, оказалось плохая свёртываемость крови и нужно было звать «Скорую помощь». Узнав про случившееся, брат пострадавшего собрал друзей и они напали на меня в той же умывальне. Вахтёрша убежала аж на улицу и вызвала оперотряд.
Всех участников мордобитий «повязали» и выставили на суд общественности. Тех, кто плохо учился, сразу отчислили. Меня же спасли староста, комсорг и куратор группы. Целую неделю я ходил в тёмных очках: было стыдно.
И всё же, на третий год анархичная жизнь в общаге стала надоедать, и к тому же нашелся повод, чтобы нашу компашку за нарушение правил общежития из него выгнать. Начался новый период жизни на «вольных хлебах».
Сначала мы год жили в двухкомнатной квартире недалеко от общаги возле столовой на Волоколамке. Хозяева уехали работать во Францию, а за комнатой следила соседка - боевая и пронырливая жена заслуженного ветерана войны. Она работала секретаршей на кафедре в МАИ всех и про всех всё знала, устроила меня лаборантом и, вообще, с ней было удобно. Все наши друзья из общаги стали приходить сюда. Мы старались не слишком борзеть и всё было прекрасно, но через год вернулись хозяева, и я поселился в замечательном селе Спас прямо за кольцевой по Волоколамскому шоссе. Теперь, когда я слышу «Подмосковные вечера» перед моим взором всплывает конкретный видеоряд: типично русская деревенька на берегу Москва-реки, в центре маленький пруд, запах черемухи. Зимними вечерами под треск огня в печи мы, трое маёвцев и один из МАДИ, играли в преферанс иногда до утра. В этом селе и застал меня «последний звонок».

Эрос с общаге.

Эта сторона советской общественной жизни самая запущенная в публицистике. Попытка протолкнуть декрет о свободной любви усилиями пламенных революционерок была пресечена большевиками, а позже под влиянием советских начальников из староверческой среды взаимоотношения полов в советском обществе регулировалось в традиционной, патриархально-христианской дисциплиной.
Однако индустриализация СССР и последствия Великой Отечественной войны породили принципиально иные условия проживания потомков сельских жителей и новых сословий. По мнению Владимира Вольфовича огромное напряжение на почве сексуальной неудовлетворенности, спровоцированное и жилищной проблемой, является не менее значимой причиной краха советского проекта. Это подтвердилось тем, что как только объявили «гласность и перестройку» народ массово стал просматривать порнуху на видиках и знаковыми стали фильмы «Интердевочка» и «Маленькая Вера».
Как же с «этим делом» обстояло в маёвской общаге? Как ни странно, но вполне гармонично. Мы жили вперемежку с девчонками и имел место весь спектр взаимоотношений: семейные, любовно-романтические, дружеские…
Были у нас и необузданные эротоманы и принципиальные недотроги, но всё как-то само собой регулировалось на базе здравого рассудка, природной стыдливости, рациональной осторожности и советской морали. Бывали, конечно, и проявления вульгарной, сексуальной вольности. Наш знакомый эротоман регулярно в субботу ночью приводил четырёх «пищевичек» и распределял их по кроватям согласно заявкам, а иногда и в качестве сюрприза. Время от времени, то в одной комнате, то в другой проводились эротические хоровые «мастер-классы» с широким обсуждением уроков.
Однажды, наш хулиганистый товарищ пригнал целый табун разбитных девочек-малолеток из Капотни, устроил в комнате публичный дом на три дня и всё было очень даже организовано: эротика- поход в ДК (кино)- снова эротика до утра. «Козероги» с двух общаг прошли нужное посвящение, пока оперотряд девочек не доставил прямо на электричку.
Бывали и анекдотичные случаи. К нам в комнату стал после занятий приходить наш однокурсник-москвич. Он вырос в классической семье интеллигентов (мама-учительница, папа-инженер). Воспитание он тоже получил, видимо, по стихам А. Барто, а к нам стал приходить, чтобы окунуться в атмосферу студенческой вольности: выпивки, карты, идеологические споры, гулянки.
И вот, однажды, он застал у нас в гостях «мамочку» из Тушино. Ей было лет под тридцать, рост выше 1м 80 см. В студенческие годы она занималась конькобежным спортом , фигура была соответствующая и род досуговых увлечений тоже- она была «жрицей любви».
И надо же было такому случиться, что наш московский товарищ в неё влюбился с первого же взгляда. «Мамочке» к этому не привыкать, но получился трагикомический оборот: её молодой ухажер вдруг начал настаивать на женитьбе и стал донимать «мамочку» звонками и свиданиями. Конькобежка впервые попала в такой переплёт и не знала как вести себя с крупнотелым парнем , но с пионерским поведением. Она даже просила нас «поговорить с ним». Но разве можно «разговаривать», с влюбленным до умопомрачения, человеком? Пришлось «жрице» временно переехать в другой район Москвы.
Или другой случай. Около трёх лет наши знакомые по общежитию «кадрились», подали заявление в ЗАГС. Мы уже приготовились гулять на свадьбе, как вдруг сразу после распределения, жених бросает свою невесту и вместе с её подругой по комнате, типичной отличнице в очках, и исчезают на просторах Советского Союза.
Говорят, что мораль выше права, но и чувства выше морали и дай бог, чтобы они максимально сближались, но жизнь тем и прекрасна, что часто удивительна.

Распределение
Один самых интригующих моментов у советских студентов – распределение на работу. С этим раньше было очень строго, а вот как это получилось у знаменитой выпускницы МАИ Маей Кристалинской : «Замдиректора этого завода ужасно встретил девушек. Даже места в общежитии им не предложили. Столичных девочек здесь всё отталкивало – немытый цех, грязно ругающиеся женщины, на десяток лет старше их, издевательское отношение начальства. Подруги решили бежать – они сели в поезд и уехали в родную Москву. Позже завод пришлёт в столицу жалобу с просьбой о привлечении к ответственности.»
В наше время это уже было не так строго, но всё-же. Однако появились и много лазеек по избеганию государственного наказа. Почти все парни нашей группы подались в армию и после службы были свободны трудоустраиваться по желанию. Не менее эффективный способ был –женитьба на местной, московской девушке. В конечном итоге, из нашего потока за пределы Москвы выехали единицы, среди которых был и я. Я одинаково не видел себя ни в роли офицера, ни московского зятя.
В таких случаях судьба играет человеком и , на мой взгляд, если ей не мешать своими приобретенными предрассудками, то всё будет хорошо и правильно.
При предварительном распределении, мне выпало ехать в Киев на знаменитый завод «Арсенал». Это, конечно, было престижно, недалеко от моей родины и, вообще. Но судьба, ведь знала наперед, чем всё там закончится и через некоторое время на окончательном распределении меня уведомили, что направляюсь к чёрту на кулички, в Уссурийский край и спасибо царю, что Аляску продал вовремя.
Нельзя сказать, что это меня шокировало, но я ведь настроился на жизнь у «матери городов русских», а тут Дерсу Узала и прочие китайско-японские причуды. Я стоически перенес соболезнования товарищей и напутствие преподавателей, но про себя принял решение, что «туда» я не поеду, а устроюсь в Одессе или Кишиневе.
И тут судьба стала меня водить. Через несколько дней после приговора, в бане на Песчаной, я разговорился с одним пожилым мужиком и, между прочим, посетовал на неудачный жребий. Неожиданно для меня, мужик весь воспламенился, ожил и с таким энтузиазмом стал мне внушать, что если я не поеду в Арсеньев, то допущу самую большую в своей жизни ошибку. Далее он стал мне рассказывать про таинственный, таёжный край, про тигров и лососей, где оказывается прошла его геологическая молодость. И закончил он своё длительное повествование почти со слезами на глазах от воспоминаний и изрёк: « Ты будешь помнить мои слова и благодарить за совет».
Через пару дней, уже в аэровокзале, где я подрабатывал, через нашу секцию проходила регистрация на Владивосток, что для меня приобрело некий знаковый намёк. Из очереди на регистрацию выделилась женщина средних лет и попросила меня упаковать её ручную кладь. Когда она её забирала, кто-то дёрнул меня за язык и я «закинул удочку» насчёт «Владивосток далеко, но он нашенский…». Как и геолог в бане, женщина аж раскраснелась, объясняя мне, что я могу потерять, если поддамся мещанским стереотипам об успешной жизни. И в качестве материального аргумента женщина неожиданно достала из другой сумки литровую банку красной икры и вручила её мне.
Но, всё равно, мои представления о «тех» местах ограничивались картинкой из учебника «Природоведение» и я решил «тянуть резину».
Словно по сценарию, судьба тут же столкнула меня с земляком, который учился и закончил Бауманское «училище». Он мне внушает, что отъезд по распределению можно отложить до осени, а сейчас май-месяц и самое время ехать на «шабашку» в Томскую область. Тут на меня повлияли уже два фактора: Сибирь-это уже на полдороге «туда», а во-вторых, Томская область-это место ссылки моих родителей и где я родился в качестве внука «кулака» и, наконец, «шабашка»-это последний глоток студенческой вольности и возможность подзаработать на дорогу «туда», если что.
Однако, во время и после «шабашки», тамошних ярких впечатлений, в том числе и от посещения места моего рождения, моя студенческая пора стала теряться в дымке забвения. Я принял окончательное решение возвращаться домой в Молдавию или, в крайнем случае, в Одессу.Вернулись мы из Сибири в самый прекрасный момент бессарабской осени и полностью с нею слились.
И тут судьба делает коварный ход козырным тузом: мои родители, которые хорошо помнили, что такое «советская власть», получают письмо из МАИ с лаконичным вопросом: « Где ваш сын?». Перепуганные родители, недавно обрадованные тем, что сын будет рядом, тут же меняют своё настроение и умоляют не шутить с государством. Но уехать из нашей осени было просто невозможно и я дал слово дождаться сезона дождей.
Наконец, наступил ноябрь, небо стало затягивать серыми тучами…Несколько дней я прощался с родственниками. И всё же, лететь на самолёте это не то, что в товарном вагоне под конвоем …
. Снова неделю прощался с «боевыми местами и товарищами». В Москве уже припорашивало снегом. А что будет «там», на том конце света ? А может вернуться…зачем нам поручик чужая земля?