Джавахарлал Неру. В. Стафидов

Жизнь главного героя этого рассказа является
богатейшим материалом для приключенского романа,
который я и хотел написать, но у него не было и десяти
минут свободного времени, для работы со мной. А у меня
не было возможности ловить редкие мгновенья когда он
мог это делать. Беспрерывный поток людей к нему нередко
из праздного любопытства и желания прикоснуться к судьбе
незаурядного человека, не дал этому роману состояться.
Рассказ и песня посвящённая ему и его жене, которая оказалась моей землячкой и сонародницей, Слава Богу состоялись

Третий день в бараках шло обсуждение строительства подъездной дороги к зоне. В весенне-осеннюю распутицу добраться сюда было делом нелегким. Мамки с торбами обречённо месили грязь уже много лет, доставляя чадам своим неразумным чай, сало, колбасу, махорку. Зеки и сами построили бы автобан, но надо понимать, что год был 1967 и «что и кому делать» знал только ограниченный круг лиц. Этот круг привлёк к строительству объекта армейские подразделения. Участок длиной в семь километров по херсонской степи только на первый взгляд может показаться беcпроблемным. Ньюансов хватало. Но как всегда в нашей многолетней истории все природные негоразды и инженерные промахи затыкали зеками, солдатами и работягами. Разница между ними была незначительная: У солдат был паёк №3, а у зеков №2. У работяг могло не быть и этого. Сегодня были только солдаты. Работа шла круглосуточно. Техники и личного состава нагнали не меряно. Рёв машин стоял, как на Курской Дуге. Под него и шло обсуждение строительства.
— Слышь-ка, Жека, может, успеют к октябрским закончить — ко мне Маруха должна на свиданку приехать? Не будет грязь месить, — с надеждой то ли спрашивал, то ли утверждал Вовка «Хавбек». Жека вальяжный молодой человек двухметрового роста, вынув из каблука небольшого размера лупу, разглядывал очередной свой опус в металле.
— Должны бы успеть. Слышишь, сколько техники нагнали. Чуть ли
не весь Одесский Военный Округ здесь. Так что думаю, будет твоя Маруся в чистых чоботках встречать тебя, — обнадежил он Вовку. Очень вовремя Женька сложил лупу и вогнал её в каблук. В барак вошёл кум.
— Где Грошев? — недовольно спросил он.
— Грошев, пока, ещё здесь, гражданин начальник, — стебанул кума Женька.
— А куда ты в хера денешься с подводной лодки, — съёрничал кум.
— Через полгода я уж куда-нибудь да денусь, а вам тут трубить ещё и трубить, и сторожить колючку. Вот кому я никогда не буду завидовать так это вам вертухаям. Надо ж так устроить свою жизнь, чтоб только колючку и видеть, — Женька уже издевался над кумом.Побаивались они его, хоть и статья у него расстрельная — фальшивомонетчик. Вон и Рокотова по валюте и ещё ряд товарищей под громкие процессы спровадили на тот свет, а всё равно Женьку менты побаивались. Он был счастливей их обутых и откормленных с потухшими глазами и пустым сердцем. Что-то в нём их пугало и это что-то много мороки им доставляло. За шесть отсиженых Женькой лет на разных зонах обид на него у вертухаев накопилось много. Никак они не могли их себе уяснить. И странное дело кроме обид и человеческий интерес к нему у вертухаев имелся. Ещё бы: знаток и любитель изящной словесности, во времена когда не в каждом доме телевизор имелся в наличии, а из книг можно было купить в свободной продаже только классиков марксизма-ленинизма, такой человек был находкой для любой компании, а для зоны просто лекарство. А тут еще такой момент: очень сильно дружат у Женьки руки с головой.
— Быстрей бы ты уже, Грошев, освобождался. Видеть тебя не могу. Дорогу из-за тебя начали строить. Слышишь как ревут бульдозера.
— А я тут с какого боку припёка? — удивился Женька. С улыбкой он смотрел на кума, дивясь его дремучести.
— Кочубею неудобно ездить по такой раздолбаной дороге к тебе за советами и разговорами. Ты ж, подлец, опять нашёл шняжку на которую клюнули большие люди. Медаль к 50-летию Октября, которую мы у тебя изъяли ему понравилась, хочет, чтоб ты её довёл до ума. Как ты, это делаешь? Может научишь? — С досадой проговорил кум.
— Вы гражданин начальник уже большой мальчик и должны понимать никого и ничему научить нельзя. Человек только сам всему научается. Вот для меня тюрьма — и школа, и академия, а для вас будка собачья. И потому вы можете научиться здесь только гавкать. Могу подтвердить — у вас это получается. А если вы желаете научиться разным искусствам, тогда бы я вам советовал сесть лет на десять, — улыбался Женька.
— Спасибо тебе друг за предложение, но надеюсь я обойдусь без такой академии. Пошли, сейчас тебе звонить будут из обкома. Ты ж теперь у нас большая цаца. То Джавахарлала Неру склепал! То теперь 50 лет Октябрю. Шоб ты уже уделался! Задолбал всех.
— А вы без капрофагии уже и шагу ступить не можете. И чему вас в милицейских школах только учат, — урезонивал Женька кума.
— Без чего? — не понял тот.
—У библиотекаря своего спросите, тем более он у вас большой друг на привязи. Капрофагия для него семечки, — отмахнулся от объяснений Женька.
—А для тебя что? — настаивал кум.
— Дерьмо, — хмыкнул Женька. Вовка «Хавбек» тоже ничего не знал о копрофаги, но нюхом учуял, что менты опять отличиться могут на ниве интеллектуализма. Грошев не мог упустить ни единого момента, чтоб ментов не дернуть. Зла на них он не держал, да и держать не умел, но если жизнь устроила им такой «КВН» тут уж будьте добры выгребайте менты по полной. Вовка перепрятал Женькину заготовку, которую не увидел кум и стал ждать Грошева. В прошлом Вовка футболист Одесского «Черноморца». И футболист очень неплохой. Был на заметке у тренеров сборной. Если б не теща. Допекла она его. В порыве ярости Вовка тещу крепко избил. А времена суровые и на тот момент они еще не кончились и получил Вовка за «тяжкие телесные» червонец. Семерик он уже отмотал. Оставалась трёшка. Одна такая незначительная трёшечка. Имелась возможность досиживать её на химии. А химия — это эрзац-свобода. И туда люди рвались и почитали за счастье если такое удавалось. Вовке она не светила. Кум поставил условие серьёзно на кого-нибудь «стукануть». А для него, отсидевшего семерик, не потерявши чести, это было невозможным. Вовка, собственно и пришёл к Женьке пожаловаться на долю свою непутёвую. Не успел — кум Женьку увёл. А Женька в таких случаях лучше пеницелина. Все это знали и пользовались. Уважали Женьку безмерно и «мужики» и «блатные». Инструмент помогали прятать. На волю чего передать, с воли. А он кому картинку нарисовать, кому стишок рассказать, а то и письмецо марухе сочинить. Важные это вещи на зоне. Очень важные. А когда голодовку он объявил, вся зона напряглась. Вова «Сметана» «смотрящий» зоны лично руководил этим процессом и после голодовки зона Женьку выходила. Не каждому честь такая выпадает, но достойным всегда. Женька как раз из таких. Куда б ни попал — через короткое время без него уже не могли. Вовка «хавбек» скрутил самокрутку и сел по-зековски на корточки курить и ждать Жеку. Подсел к нему Фима «Бабуинд». Человек знающий хинди и сыгравший свою роль в деле Джавахарлала Неру. Носки его, правда, воняли, как стадо немытых бабуинов, но знание хинди перебило и этот невыносимый запах. Эту «индейскую историю» мы вам обязательно поведаем ибо таков долг наш, а долги приличествует возвращать. Не понукайте — всему своё время. Об этом не только Соломону должно быть известно, но и вам нетерпеливым читателям. Зря что ли Женька 47 суток не евши, просидел в карцере? Зря что ли международный красный крест на сей счёт напрягался? Ментов тоже понять можно: представить только середину шестидесятых и вдруг на зону заходит посылка на имя Грошева. Вся сплошь заграничная. За каждую бумаженцию налепленную на коробку можно пару человек посадить лет на 200. Не один генерал может получиться из этого дела. А дело собственно состояло в следующем: из газет Женька узнал о приближающемся юбилее Джавахарлала Неру. ЮНЕСКО по этому поводу разного рода мероприятия проводило. В камере нашёлся человек знающий хинди. Мельком я уже его представлял — Фиму-Бабуинда. Он и написал нужные слова для памятной медали. Слова определял Женька. Это всегда было его коньком. Соединить слово и камень или слово и металл тема вроде бы кладбищенская, но если хорошо поразмыслить и главное хорошо прочувствовать суть момента попасть можно в самое яблочко. Женька это чувствовал, как никто другой. Передалось это ему вместе с тяжеловатой нижней челюстью от мамы эстонки. Аристократка, художница, тончайшей души человек передала сыну эти свои качества. От папы, русского паренька, который почти как Ломоносов, в холщовых штанах пришел пешком в Свердловск, закончил там строительный институт, в котором учился и Борис Ельцин, а впоследствии защитил и кандидатскую и докторскую, Женьке от него передалось крепкое здоровье и способность к разным технологиям. Отсюда и резьба по металлу, и отливки и прочие усовершенствования. Судьбе оставалось только огранить его таланты, и обучить ньюансам. Обучать этому не просто, да и педагогов на сей счёт мало. Вот и выбрала судьба ему в качестве учителя тюрьму. И выбор совершила с юмором и фантазией. В 1961 году после хрущёвской денежной реформы сидела группа молодых людей в кафе в городе Алчевске и обсуждала новые деньги. Как всегда молодёжь находила недостатки. Женька сразу дал определение новым деньгам:
— Фуфло. Защиты никакой. Если взялись делать новые деньги, можно ж хоть защиту надёжную придумать. Подделать раз плюнуть.
— На счёт подделать ты бы не хвалился, — едко ковырнул Гришка Коренев.
— Мажем на бутылку КВ, — не раздумывая отреагировал Женька.Так судьбоносное пари и состоялось. Условия были таковы: Женька рисует карандашами червонец и после на этот червонец приобретаются товары. В случае, если продавец не заметит, пари выигрывал Женька. Он его и выиграл. Прямо в кафе была нарисована злополучная десятка, в нем же она и отоварена. Даже была получена сдача в размере рупь и 88 копеечек. Так бы и осталось это весёлой шуткой, если б… Стуканул корешок. Наверное обида за потраченные за проигрыш ещё одной бутылочки коньчку сыграла свою немаловажную роль, а возможно у него имелись и другие причины. По прошествии времён ко дню сегодняшнему у Женьки и обиды на стукача не осталось, так только брезгливость и благодарность. Многое вместили в себя эти семь лет…

«Память о тебе будет тёплой, как солнце,
которое ты зажёг над Индией»

Эти слова Фима-Бабуинд перевёл на хинди, а Женька на металл. Одних этих слов хватило бы для впечатлительной души, но медаль была сработана Женькой по всем правилам искусства. И сюжет, и символы, и слова. И дошла медаль до адресата минуя колючки и рубежи. Очень сильное впечатление она произвела в Индии. Оттуда воспоследовало большое благодарственное письмо с приглашением посетить Родину юбиляра. Когда эта бомба дошла до Херсонского лагеря — все были на ушах. Вот тогда и начался беспредельный ментовский пресс на Женьку. И пальцы в двери зажимали, грозясь закончить его карьеру медальера, и сактировать, как старую лошадь и так далее, и тому подобное. Женька объявил голодовку. 47 суток понадобилось для того, чтоб урезонить не в меру ретивых вертухаев.
Им заинтересовался первый секретарь Херсонского обкома партии Кочубей. Памятный ключ города Херсона был им сработан на славу. Самому Брежневу понравился.
- Проси для себя, что хочешь, но меру знай, - благодарил его Кочубей.
- Да не надо мне ничего, всё у меня есть, - равнодущно отвечал Грошев.
- Прям таки всё, - настаивал Кочубей.
- Хорошо, есть одно желание, других не будет, ; прищурил глаз Женька.
- Излагай, - вальяжно развалившись в кресле предложил Кочубей.
-Дорогу постройте от трассы до зоны, - вот так вот.
- Ты, Грошев даёшь!
- На нет и суда нет, - откланялся Грошев.
Дорогу строить заканчивали, а сейчас Кочубей вызвал его для обсудить медаль к 50-летию Октября. Грошев принёс образец, Кочубей был в восторге.
В бараке Грошева ждал Хавбек.
- Всё в поряде?
- В поряде. Так какая у тебя проблема, говоришь? Стукануть надо? На меня и стуканёшь. Заготовку на Джавахарлала Неру сдашь. Сработает Неру и во второй раз. Тем более за свободу речь идёт.
- Та ни в жисть я стучать не буду, - аж отшатнулся Хавбек.
- Ещё как будешь, - уверенно произнёс Грошев.
Вечером смотрящий Вова Сметана провёл авторитетную летучку, которая постановила: Хавбек обязан стукнуть на Грошева и получить химию, чтоб вертухаям нос в очередной раз утереть. Для сидельцев это святое, а Хавбек будет правильным пацаном.
Хавбек стукнул. Вертухаи на радостях отпустили его вообще не на химию, а по УДО. Шутка ли самого Грошева удалось тормознуь. Выждал Грошев пока Хавбек освободился и пошёл на «с поличным». Зона рыдала от хохота. Вертухаи, когда поняли, как они облажались с Джавахарлалом Неру, за которого Грошев уже отбыл в карцере и получил международное признание, почесали затылки и сами похохотали. В борьбе за свободу Неру всегда бьёт без промаха. Слава Великому индийцу и Грошеву слава!

Париж
(Грошевым посвящается)

В этот неласковый вечер
Быть к тебе хочется ближе,
Мой дорогой человечек,
Осень в Париже.
И я сижу среди зевак,
Пью божоле в кафе-шантане.
Опять на свете всё не так,
Исчезли буквы на каштане.

Заплачет скоро шансонье,
Держу пари.
Но почему, Моя Мари.
Моя Мари.
Возник откуда-то извне.
Он беспредельно нагл и рыж…
Один на свете аргумент – Париж.
Париж, Париж, Париж!

Кошку оставим соседям,
Съездим в Париж на колядки.
Нужен он нам, домоседам,
В смысле разрядки.
Творцов, их жен, и мудрецов
С хорошим нравом и капризом,
Всех ждёт с кастрюлей голубцов
Париж - посёлок под Арцизом.