" ЛЮСЬКА" - рассказ ветерана

Рассказ моего школьного учителя, ветерана ВОВ А.Г. Логинова.

Весна 1944 года… Боже мой, какая грязь! Я такой грязи никогда не видел! Застревающие грузовики, телеги , груженные снарядами, бойцы, чуть ли не по колено, в непролазном месиве, двигаются по разбитым дорогам. И так изо дня в день! Наш путь ведет к Днестру. Для нас, северян это название загадочно и даже экзотично. Немцы уже не оказывают столь яростного сопротивления, как раньше и артиллерийская канонада стала менее интенсивной. Сегодня 16 апреля. С утра льет дождь со снегом, холодно и даже не верится, что мы на юге. Промокли все, как черти. Ни одной сухой нитки на тебе и есть одно желание-скорее бы привал и разогреться у костра. Но впереди переправа через Днестр. Река предстала перед нами мутным , неспокойным водяным потоком. Саперы быстро навели переправу, состоящую из трех канатов: на двух настил, а третий канат-поручень. Быстро. Друг за другом мы перебегали по настилу, держась за поручень. Создавалось впечатление, что немцы, обстреливая переправу, делали передышку, словно давая нам возможность перебраться на другой берег, неизвестной нам земли. Когда перебегал я, то настил был погружен в воде почти по колено. Наши бойцы быстро заняли огневые позиции. Дождь прекратился, но пошел снег хлопьями с ладонь. Нам хотелось разжечь костры, но командование запретило, потому что ожидали налета авиации противника. И вот, теперь, уставшие и промокшие, как говорят, до мозга костей, нам хотелось немного отдохнуть, но я понимал, что, если сесть или ,еще хуже, лечь, то воспаление легких обеспечено. Я принялся копать себе окопчик. Мой друг Югов говорит: « Нет, я уже не могу, я должен хоть немного отдохнуть» и несмотря на мои уговоры не делать этого, он сел у дерева и уснул, а я продолжал рыть окопчик. Несколько раз я пытался разбудить товарища, но он так и не поднялся. Вскоре я почувствовал, что нижняя рубашка у меня сухая и уже в темноте я наконец-то вырыл окоп и свалился в него, чтобы мгновенно уснуть. Ночью нас разбудил разорвавшийся рядом снаряд. Югов выглядел неважно и по глазам я определил, что у него температура. Рано утром он ушел в медсанбат. Больше я его не видел. Многие из наших бойцов поплатились жизнью от простуды. В то числе и Югов. Он умер от воспаления легких.
17 апреля, в день моего рождения, погода настолько изменилась, что даже не верилось, что вчера шел мокрый снег. Когда я вспоминаю эти дни, пред глазами всплывает вереница людей, несущие снаряды на руках- никакой транспорт не мог двигаться по такой грязи. Даже моя машина ЗИС-5, в которой была оборудована мастерская, тоже застряла в тылу. Выдались очень тяжелые дни. Местное население окрестных сел добровольно включались в эту молчаливую, тяжелую работу. Среди них были старики, женщины, -все желали, хоть чем-то нам помочь. Я впервые видел молдаван, впервые вошел в молдавский дом. Все казалось таким необычным и даже странным. Лица сельских мужчин были приветливы, старались угостить вином, а женщины, особенно молодые, старались ускользнуть от взгляда, скрываясь в глубине строений. По правде говоря, сухое вино, которое я впервые попробовал, мне не понравилось. Оно мне казалось похожим на квас и охмелеть от него казалось невозможным. Однако, очень быстро мне пришлось поплатиться за свою самоуверенность: выпив около литра, меня так развезло, что с тех пор к молдавскому вину я стал относиться почтительно. А однажды я наблюдал такую забавную картину: недалеко от села Устье я увидел лейтенанта на лошади верхом. Без пилотки, без ремня, видимо ,где-то их потерял . Расстегнутая гимнастерка была впереди залита вином, красивые русые волосы свисали спутанными пучками на мутные глаза. А из раскрытого планшета свисала карта. Подтянув поводья, он бил сапогом лошадь по морде и тыча пальцем в карту, орал: « Стерва! Ты куда меня завезла? Мне же вот куда надо!» . Однако причиной такой трагикомедии стало, разумеется не бедное животное, а молдавское вино. Очень понравилась мне Молдавия и часто в мыслях мелькало: « Как было бы хорошо пожить в Молдавии!» и вот, однажды, искупавшись в Днестре ,я со своими боевыми приятелями поднялись на крутой берег реки и оттуда нам открылся очаровывающий вид на молдавскую землю. И тогда мы дали друг другу слово, что если останемся живы, то непременно приедем в Молдавию жить. Судьба распорядилась по-своему, и в живых остался только я. Земля прекрасной Молдавии полита кровью и моих однополчан, но данное слово я решил сдержать, несмотря на горестную утрату друзей. Тут, как бывает на фронте, у меня появился новый друг- Люся Матросова. Она была штабной радисткой и ее к нам прислали сразу после битвы на Курской дуге. Она была настолько юной и не верилось, что это боец Советской Армии. Ей бы еще в куклы играть, что, кстати, однажды я и подсмотрел. Люся где-то обнаружила куклу и стала с ней разговаривать, примерять ей пилотку, расчесывать волосы. Увидев меня, Люся сильно смутилась и покраснела. Было ей 16 лет. Мы разговорились. Она, оказывается, сибирячка из села Усть-Тальменка. Она так обрадовалась, узнав, что я бывал и в их селении : « Коль Вы были в нашем селе, вы непременно должны были бы запомнить наш дом, потому что он единственный двухэтажный.» И, когда я сказал, что его я не только видел, но и ночевал в нем, будучи в командировке, Люся была так обрадована, что даже «вспомнила» меня тогдашнего, хотя вряд ли это было возможно спустя почти 15 лет. Но после этого разговора я почувствовал, что она ко мне относится, как-то по –особому и даже привязалась. Она часто делилась со мной своими воспоминаниями и даже читала свои письма из дому и , не скрою. Мне тоже было приятно с ней бывать. Люся стала меня называть «батей» из –за усов и бороды. В то время, как «батей» в армии называли командира полка. И вот, однажды, подходит Люся со слезами на глазах и сообщает:
- Батя! Что мне делать?
- А что случилось?
- Пристают ко мне все
- Так уж и все?
- Конечно, все. Прямо не знаю, как быть!
- А тебе, может быть, кто-то нравится?
- Да.
- Кто?
- Батя
- Я?
- Нет, Батя.
Тут я понял, что разговор зашел о нашем командире. Не знаю, может быть, я поступил тогда неразумно и ответил:
- Ну, если он тебе нравится, так и будь с ним.
Она, как будто, этого и ждала. Вскоре я понял, что Люся с командиром полка они стали близки. Она была счастлива, очень похорошела и в ней вселилась какая-то независимость. Шло время, но продвигались мы с тяжелыми боями и однажды Люська подбегает ко мне и вся в слезах:
- Батя. Что мне делать?
- Что случилось?
- К Бате жена приехала!
Действительно, ситуация сложилась щекотливая. Жена командира прошла в землянку, а приближалось время связи и радистка должна приступить к своим обязанностям.
- Как же. Бать, я войду в землянку?
- Ты, прежде всего, боец. Время связи подошло- ты должна быть там.
Как сейчас, помню ее лицо: она побледнела, в глазах испуг. Люся перекрестилась и пошла в землянку командира. Я же стал за нее волноваться. Спустя примерно час я наблюдал странную картину: жена командира, высокая, стройная и красивая женщина держала Люсю под руку и о чем-то доброжелательно, я бы сказал, по-матерински, ласково говорила. Они отдалились к лесу, а я успокоился. Спустя некоторое время Люся рассказала мне о своем разговоре с женой командира. Оказывается, она знала, что Люся была близка с ее мужем и умоляла беречь его: « Ведь он, как и может наделать всяких глупостей». Рассказывая мне, Люся прямо рыдала, называя себя самыми последними словами. Действительно, каким надо быть благородным человеком и как надо любить своего мужа, чтобы так поступить. Насколько велика настоящая любовь женщины! Ничего подобного в жизни я не слыхивал и понимал, как Люся страдает и что ей очень тяжело. Однако, чем я мог ей помочь? К тому же я чувствовал и свою долю вины…
И вот здесь, в Молдавии Люся погибла…
Это было 26 августа 1944 года. Мы двигались в сторону Минжира. Был жаркий день , было душно и мучила пыль, очень хотелось пить, но воды не было. Чтобы хоть както утолить жажду. Мы жевали зеленый виноград и плелись за отступающим врагом по горячей дороге, ведущей на возвышенность. В один момент сзади нас раздался автомобильный гудок, настойчиво требующий уступить ему дорогу. Однако, изнемогающие от жары бойцы никак не реагировали. Тогда машина свернула на обочину и в это время раздался взрыв и я почувствовал, что надо мной что-то летит. Я пригнул голову и через миг передо мною упала…Люся. Точнее ее тело. Так упасть живой человек не может. Я бросился к ней, но она была без сознания. Стал щупать пульс, но его не было. Я бил ее по щекам, пробовал делать искусственное дыхание, но тщетно. Повернув ее голову набок, я увидел тонкую струйку крови, вытекающей изо рта. Нашей Люси не стало!...
В этой машине ехали командир дивизии, командир полка, начальник разведки, Люся и два бойца. Командира дивизии забросило на ореховое дерево, командир полка был выброшен из машины вместе с канистрой бензина, которая при приземлении ударила его по голове…Но вскоре он пришел в сознание. Водителя ранило в щитовидку (говорят, что позже он от этого умер). Остальные отделались незначительными ранениями и ушибами. Когда я убедился, что Люся мертва и наш санинструктор это подтвердил, я достал Люсин военный билет и на смятой консервной банке перочинным ножом выбил ее имя, отчество, фамилию, год рождения и номер части. Выкопал неглубокую могилку и уже хотели похоронить, как вдруг подошел наш командир, оправившийся от ушиба и сказал: «Не хороните ее без меня» , -и ушел. В то время, когда возле Люсиного тела суетилось множество людей, мы вдруг услышали голос командира дивизии. Он доносился откуда-то сверху. Оказалось , что он запутался в своих ремнях и повис вниз головой.
«Вам бы только с бабами возиться, а про командира дивизии даже не вспомните!» Мы, разумеется, кинулись его выручать и с трудом спустили его на землю. Как ни в чем ни бывало командир быстро удалился. Стали расходиться и бойцы. Через некоторое время подошел «Батя». Снял фуражку, встал на колени, поцеловал Люсю, встал, постоял минут пять и приказал: «Хороните». И лежит наша Люся в молдавской земле. Прах ее перенесли в село Лапушна Котовского района. Недавно я там побывал. Рассказал пионерам, школьникам кем была Люся Матросова. За могилой ухаживают, вокруг много цветов.